H.B. Zərdabinin "Kaspi" qəzetində millətçi Marşevə cavabı

Ответить
Автор
Сообщение
Одиссей
партизан
Сообщения: 3780
Зарегистрирован: 29 янв 2012, 02:14

Благодарил (а): 541 раз
Поблагодарили: 554 раза

H.B. Zərdabinin "Kaspi" qəzetində millətçi Marşevə cavabı

#1 Сообщение Одиссей » 02 май 2014, 07:51

Məqalənin orjinalı arxivdən çap olunur. Rus dilindədir:


Еще об отсталости восточного Закавказья (ответ г.Маршеву)

В № 219 «Каспия» помещено возражение управляющего рыбными промыслами г. Маршева по поводу нашей статьи «Об отсталости восточного Закавказья». В словах наших в последней статье: «Никто не станет спорить, что береговые жители р. Куры пользовались с древнейших времен как водою ее для орошения, так и водящимися в ней рыбами» г. Маршеву показалось, что мы под словом «береговые жители» подразумевали только береговых землевладельцев – беков; между тем, как можно видеть из самой статьи, мы говорили о береговых жителях вообще, не делая никакого различия между землевладельцами и крестьянами, следовательно, мы и не имели в виду «захватов», на которые могли бы указать «спасители отечества».

Так как г. Маршев завел речь о землевладельцах, то будет весьма кстати сказать о них несколько слов, ссылаясь на тот источник, из которого сам г. Маршев позаимствовал приводимые им сведения, а именно: на историческую записку «о происхождении казенных рыболовных статей в водах восточного Закавказья», составленную бывшим ревизором управления рыбными промыслами г. Давыдовым.

После присоединения к России Грузии, ханы – Шекинский, Ширванский и Карабахский – тоже приняли подданство, но их оставили управлять своими ханствами с обязательством платить определенную ежегодную дань. Вот в это-то самое время Мустафа-хан Ширванский, будучи только управляющим ханством и находясь в полной зависимости от приставленных к нему чиновников, в 1814 г. отдал в аренду сальянские и гянджинские воды астраханскому жителю, надворному советнику Иванову за 14 тыс. червонцев в год. Затем, вероятно, по приказу свыше, Мустафа-хан отдал ему же, Иванову, рыболовные воды в Куре до границы Шекинского ханства по особой «талге», а именно воды рудбарские, тилянкоюнские, альвендские и зардобские. Далее в записках говорится: прежде эти воды не отдавались Мустафа-ханом на откуп и потому он дал приказы рудбарскому, альвендскому и зардобскому бекам следующего содержания: «Все ватаги ваши отдал я на откуп Иванову; по получении сего и по прибытии поверенного его Авшарова вы должны находиться там; кулазы (лодки) и торчи (сети) препоручите ему, и никто бы ему в ловле рыбы не препятствовал». Итак, значит до 1814 г. означенные беки владели рыбными промыслами и имели свои ватаги.

Впрочем, мы говорили только о береговых жителях, имея в виду их право пользования, а не право собственности, поэтому и перейдем к такому праву береговых жителей.

Не только в те отдаленные времена, о которых мы говорили выше, но даже до уничтожения рыбного откупа в 1880 г., казна, хотя и отдавала воды р. Куры в аренду, но арендаторы пользовались рыбными промыслами только там, где была забойка, все же остальные воды находили по-прежнему в пользовании береговых жителей, которые беспрепятственно ловили для себя всякую рыбу.

С внедрением управления и уничтожения в 1880 г. откупа картина переменилась; воды р. Куры были разделены на участки, и арендатор каждого участка, желая извлечь наибольшую выгоду из предоставленного права, фактически устранил береговых жителей от пользования рыбою, тем более потому, что составители временных правил о рыболовстве сильно ограничили такое право пользования береговых жителей, оставив за ним лишь право ловить, стоя на берегу, и одну только частиковую рыбу. А так как «берег» - слово неопределенное, можно стоять на берегу на сухой или сырой земле, или даже по колено в воде, и так как зимою стоять на сырой земле, а тем более в воде – невозможно и приходится подложить под ноги бревно или что-нибудь другое, чтобы не промочить ног, а главное дойти до такой глубины, чтобы ручная сеть могла погрузиться в воду, то рыбное управление в интересах своих арендаторов стало считать даже подкладываемое под ноги бревно за преграждение и штрафовало береговых жителей. Таким образом, право жителей на береговой лов было сведено к нулю, и они окончательно лишились права не только полакомиться красною, более дорогою рыбою, но даже частиковою рыбою со включением сюда миноги, которою в прежнее время пренебрегали даже собаки береговых жителей…

… Вот о каком мы праве береговых жителей говорили, о праве пользования, которое перешло не в право собственности, а в право на жизнь, на прозябание.

Переходя к праву береговых жителей на орошение водою р. Куры своих полей, мы должны сказать, что водное управление, состоящее из инженеров-гидравликов, мирабов и прочих, существует для распределения воды между жителями, а это возможно там, где земли поливные, где существуют оросительные каналы, в которых количество воды должно быть столько, сколько полагается по распределению. Какое же распределение воды может быть на берегах р. Куры, где не поливные, а заливные земли, где наводнениями заливаются не только поля, но нередко и дома жителей. Тут никогда водное управление не вмешивалось в распределение воды, потому что оно немыслимо.

Не странно ли, что при таких условиях рыбное управление берет на себя обязанности водного управления и предписывает береговым жителям, когда и как заливать и когда засевать земли, принадлежащие им или по праву пользования, или же по праву собственности.

II

Отсталость восточного Закавказья в развитии сельскохозяйственной промышленности обыкновенно объясняют недостатком воды для орошения. Действительно, громадные наши Муганская, Мильская и Кюдринская степи не обрабатываются и не приносят почти никакого дохода, благодаря отсутствию воды для орошения. Мы говорим почти, потому, что главный владелец этих степей – казна получает от отдачи земель под пастьбу скота 20 коп. с десятины в год, а это при известном плодородии и благотворном климате этих степей – почти ничего. Тут при других условиях десятина могла бы приносить не 20-30 коп., а минимум 200-300 руб. Конечно, частные владельцы на этих степях получают еще меньше, чем казна, а об улучшении условий, благоприятствующих земледелию, они и подумать не могут, потому что у них нет знаний и средств в отношении коих они стоят далеко ниже казны. Эти степи, так называемые безводные, собственно говоря не безводны, они примыкают к главным рекам Закавказья – Куре и Араксу, в которых воды столько, что можно было бы орошать несколько десятков таких же степей, да и в недавно прошедшие времена эти степи были заселены; они так сказать, обезлюдели в наше время и теперь на этих местах, кроме ядовитых змей, да полчищ саранчи и полевых мышей, нет ничего живого.

Но восточная часть Закавказья заключается не в одних этих степях; у нас много и таких земель, которые имеют достаточную для орошения воду, так, например, многие земли в Кубинском, Шемахинском, Геокчайском, Арешском, Шушинском, Джеванширском, Джебраильском и других уездах, которые расположены по горным речкам, вытекающим из гор Большого и Малого Кавказа, наконец, весь уезд Ленкоранский пропитан водою, и, несмотря на это, несмотря на плодородную землю и субтропический климат, уезд этот в хозяйственно-экономическом отношении совсем не прогрессирует. Сто лет тому назад, по крайней мере, леса ленкоранские были целы, а теперь и они начинают редеть, скоро и талышинские болота превратим в талышинскую степь.

Так почему же наше восточное Закавказье отстало от других частей? Главная причина заключается в отдаленности восточного Закавказья от места центрального управления края – Тифлиса. В то время, когда в Тифлисе и в соседних городах открывались учебные заведения и вообще прививались способы правильной культуры, восточное Закавказье было как бы забыто… Да и население восточного Закавказья, преимущественно мусульмане, считалось некультурным, не поддающимся действию цивилизации, поэтому решили их обратить в номадов таких же, каковы киргизы, ногайцы и прочие мусульманские народы, населяющие обширную азиатскую Россию.

Такая политика повела к тому, что кочевники не могли перейти в оседлое состояние до генерального межевания, их не только терпели как временное зло, с которым следовало бы бороться постепенно, но им предоставили бесконтрольное распоряжение всеми землями и уничтожение всего, что было создано веками трудолюбивым оседлым населением. Не мудрено, что вследствие этого кочевники со своими стадами стали уничтожать не только леса казенные и частные, но даже сады и огороды; у них даже составилось убеждение, что все, что растет – это принадлежит им и их скоту, которому нужно же кормиться все равно чем бы то ни было – травою ли пастбищных мест или листьями вековых хозяйственных деревьев, а поэтому в годы бескормицы они безнаказанно срубали деревья для того только, чтобы их листьями и молодыми веточками вскармливать скот. Оседлые жители, таким образом, постепенно стали терять леса, сады, их посевы, вечно делающиеся жертвой потрав кочевников, стали уменьшаться все больше и больше, они тоже стали увеличивать число крупного скота, и в то время кочевники с своею барантою откочевывали на горы, оседлые, в свою очередь стали потравлять зимние пастбища кочевников. Таким образом, восточное Закавказье оголилось в то время, когда в других частях Закавказья стали разводить сады и огороды, вводить в культуру новые растения…

Такому, хотя очень медленному, но постепенному возрождению западной части Закавказья и такому же, так сказать, одичанию его восточной части способствовало и само положение этих частей. Черное море, как бы там ни было, есть море европейское, откуда лучи цивилизации проникали скорее и больше, чем из Каспийского моря, которое само нуждается в свете. Громадная масса персидскоподданных, ежегодно наводняющих Закавказье, ничего не могла принести с собою, кроме нищеты и невежества, которые окутывали Закавказье все больше, убивая те отраженные лучи европейской цивилизации, которые как бы по ошибке проникали сюда. Западное же Закавказье освещалось все сильнее, в нем появились отдельные хозяйства, где культура развивалась все больше, и в настоящее время хозяйство, например, удельного ведомства в Чакве может считаться образцовым рассадником сельскохозяйственной культуры. Кроме чая, в настоящее время в Чакве начали производить опыты по насаждению бамбука, культуры апельсинов, бумажных деревьев, рами, а также некоторых других технических растений. Вот, что пишут об этих опытах в «Торгово-промышленной газете».

«Бамбуки были привезены удельной экспедицией частью из Китая, частью из Японии. Научного названия они не имеют и потому приводим здесь их туземные названия. Большая часть их оказалась с весенней вегетацией; почти все виды с осенней вегетацией, свойственные тропической зоне, в Чакве не привились. Лучше всех по местным условиям оказались: китайский Матаис, японский Мооссо, Хочику и Куротаке, или черный бамбук (Bambusa nigra), причем первые 3 разводятся для водопроводов, мостов, построек, Хочику и черный бамбук – для мебели, рукояток, всякого рода плетенья, матов и прочего, а также для кольев на виноградные плантации. Кроме упомянутых видов, в Чакве отлично идут мелкие сорта: Кумазаса – «медвежий», Кокумазаса, Чакозаса, Канчику – «зимний бамбук», Ятаке – «бамбук для стрел», «Кеймечику (bambusa surea) – «золотой», Каджинотаке, Хоо-Чику, Свос-Чику, Шакатон токе, Канзон токе, - идущие для самых разнообразных целей; на трости, ручки к зонтикам, живую изгородь, мелкую поделку и т.д.

Все перечисленные бамбуки растут в Чакве превосходно, дают ежегодно нормальный прирост и обещают сделаться крупной статьей дохода в удельных закавказский имениях – преимущественно по влажной полосе – статьей, не уступающей по значению чайному делу. Пока имеется налицо плантация в 2 десятины, но площадь эта из года в год будет расширяться в геометрической прогрессии. Бамбук дает доход на четвертый год после посадки. Спрос на него в России, без сомнения, будет значительный.

Другую отрасль, которую поставило себе задачей удельное хозяйство в Чакве для усиления разведения как первоклассную отрасль – это культура мандаринов, мелких сладких апельсинов, более выносливых и надежных, чем обыкновенные сорта апельсинов. В Чакве имеется запас воспитанных саженцев на 5 десятин, и площадь эта будет вся засеяна в 1900 г. на приготовленные в 1899 г. плантажи. Дело это имеет несомненную будущность, обещает давать высокий доход на десятину. При 300 плодоносящих деревьях на 1 десятину и 500 шт. нормального урожая на дерево, десятина может приносить по 750 руб. валового дохода, если считать оптовую цену лишь 1,2 коп. за штуку или 5 коп. за десяток. При цене в одну копейку валовая прибыль может возрасти до 1500 руб. на одну десятину. О точных размерах чистого дохода говорить пока рано за неимением местного опыта.

Лаковое дерево растет в Чакве не менее роскошно, чем в самых лучших округах на родине. Быстрота роста, выносливость и неприхотливость в почве – поразительны; пока рассажены по горам две небольшие плантации, а в 1900 г. предполагается рассадить на место еще несколько тысяч крупных саженцев. Через 8 лет деревья будут годны для подсечки и добычи лака, и тогда можно будет выписать мастера для приготовления лака и обучения лакировке местных поселян, для которых этот промысел может сделаться весьма доходной статьей. Дерево само по себе обладает драгоценным свойством: будучи зарыто в землю и оставаясь в ней более 10 лет, оно после откапывания является совершенно свежим без признаков гнили; благодаря этому лаковое дерево в 20 лет может давать превосходный материал для шпал на железные дороги; в настоящее время прибегают к дорогим приемам пропитывания шпал разными привилегированными составами в закрытых котлах. В этих видах разведение лакового дерева в Закавказье целыми насаждениями в высшей степени желательно.

В Чакве прекрасно принялись Edgevsrthia papyrifera и Vickstroemia canescens, а также Brauss netia papyrifera; из луба их выделывается лучшая в мире бумага, а из Braussenetia приготовляют превосходные брезенты, обои, обивку для мебели (кожаные обои) и даже белье и ножные подвертки, которые носила японская армия в войне против китайцев. Белье это отлично пропускает испарину, превосходно греет в мороз, обладает значительной эластичностью и стоит необыкновенно дешево. Эти ткани изготовляются без прядения и без тканья, путем простого валяния.

Конечно, при таких опытах, культура этих и многих других растений будет распространяться все больше, и черноморский берег Закавказья пойдет быстрыми шагами по пути развития. Не то будет, разумеется, в восточном Закавказье, если эта часть нашего края будет продолжать свою спячку в окутавшем его мраке невежества…

III

Первая помощь обездоленному восточному Закавказью пришла с той стороны, откуда ее никто не ожидал. На берегу Каспия, на сыпучем песке и ракушечном известняке стоял городок, сотни лет не ведавший, что творится на белом свете, мало кому известный. Он был обязан своим существованием естественной бухте, в которую входили убогие парусные шхуны из не менее убогих персидских портов. Почва и климат этого неприютного городка были до того непривлекательны и негостеприимны, что он служил местом ссылки. Но в 1872 г. находившиеся на этом негостеприимном уголке казенные нефтяные промыслы были изъяты из откупного ведения и попали в частные руки. Загремели буровые, полилась нефть и затопила пески и камни, со дня образования не видевшие затопления даже дождевою водою. Слух об этом чуде полетел во все концы света, и отовсюду предприниматели, собрав свои пожитки, бросились сюда. Таким образом, там, где силою приходилось держать ссыльных, собралась масса добровольных пришельцев, и миллионы посыпались на владельцев сыпучих песков и ракушечных известняков, не приносивших никакого дохода. Этот возродившийся город Баку, ничего общего не имеющий с прежним негостеприимным городом, стал расти не по дням, и жизнь закипела. Все обратили взоры на город Баку, на его окрестности, а отсюда и на другие части восточного Закавказья.

Вторую помощь восточному Закавказью оказала Баку–Тифлисская железная дорога. В шестидесятых годах было предположение соединить рельсовым путем Черное и Каспийское моря, но постройка тифлисско-потийской части этой дороги несколько отдалила исполнение этого предложения: эта часть Закавказской железной дороги вполне удовлетворяла центральное управление края, оно было соединено с остальною Россиею и Европою, что только, казалось, и было нужно. Конечно, восточное Закавказье с его обширными безводными степями и некультурным населением не могло заинтересовать и строителей дороги: заострив потийскую часть ее и, таким образом, соединив все, что считалось в Закавказье культурным, с Черным морем, они махнули рукою на Каспийское море, считая его не заслуживающим внимания.

Пренебрежение в восточному Закавказью было так велико, что даже после возрождения г. Баку, когда нефтяные фонтаны Балаханов и Сабунчей удивляли весь мир своею обильною добычею, строители дороги задумывались даже над вопросом о том, строить или нет бакинскую ветвь? Наконец, общество Закавказской железной дороги приступило к постройке, и вскоре степи Кюдринская и Муганская услышали свистки локомотивов, быстро катающихся по низменности р. Куры, и гордое западное Закавказье с соединенными с ним внутреннею Россиею и Европою нахлынули в Баку и восточное Закавказье.

Таким образом, засветившееся на мрачном горизонте восточного Закавказья слабое сияние обратило на себя всеобщее внимание, и только теперь неинтересное, непривлекательное для сего, объятое невежеством и мраком восточное Закавказье подняло голову и стало протягивать руки к приближающейся помощи. Но увы! до этой помощи еще далеко: всякий тянется сюда, к Каспию, к нефтяному фонтану и все делается пока только для нефтяного дела; а само восточное Закавказье продолжало и продолжает утопать во мраке невежества, тщательно умоляя о помощи, которая пока ниоткуда не приходит, но, конечно, в положении его произошла перемена: лет 20 тому назад оно отделялось от центрального управления непроходимыми безводными степями, растянувшимися на несколько сот верст, которые скрывали его от взоров высшего начальства и, как темное покрывало, поглощающее лучи света, не пропускали сюда лучей европейской цивилизации.

Но какие же необходимы для этого средства и в чем должна выразиться помощь восточному Закавказью?

Первое и самое главное – необходимо снять с населения восточного Закавказья позорное клеймо номада и разрешить кочевникам вести оседлую жизнь. Одним этим справедливым разрешением мы прикрепим к земле и заставим полюбить и обрабатывать ее сотни тысяч несчастных тружеников, в настоящее время не знающих, куда склонить голову и бесцельно блуждающих, разоряя и себя и соседних оседлых жителей.

Вопрос об оседлом водворении кочевников неразрывно соединен с вопросом об орошении, а этот вопрос, к сожалению, двигается очень медленно. Для ускорения дела и сокращения расходов по орошению и разрешению этого вопроса следовало бы привлечь самих жителей, они сумеют устроить запруды, провести канавы и пр., только необходимо указать, кому, сколько и откуда взять воду, и одним лишь таким указанием легко разрешить вопрос об орошении, на который по сметам техников не хватит и миллионов.

Прикрепив, таким образом, население к земле, сделав эту последнюю кормилицею, нужно приняться за обучение населения. Обучение не должно ограничиваться одною школою, на которую нельзя возлагать больших надежд, потому что на первое время трудно рассчитывать на само население, которое, только что перестав быть кочевым, едва ли само примется за открытие школы, а министерство не будет в состоянии открывать столько школ, сколько необходимо для обучения, да и вообще этот путь долгий, хотя и верный. Вот почему в обучении населения должны принять участие администрация, суд и низшие агенты всех министерств, так или иначе имеющие непосредственное соприкосновение с населением, которое как только что возрождающееся, нуждается в большей помощи, чем население западного Закавказья, почти исключительно обращавшее на себя до сих пор все внимание… Так, если мы проследим 50-летнюю деятельность такого полезного учреждения, как императорское Кавказское общество сельского хозяйства, то затруднимся указать, на то, в чем, например, выражалась забота этого общества о восточном Закавказье; даже в настоящее время, когда локомотив, сократив расстояние, объединил край, Кавказское общество сельского хозяйства почти не видит восточного Закавказья, по крайней мере орган этого общества «Кавказское сельское хозяйство» почти не обмолвился словом о восточном Закавказье. А между тем, специальному органу сельского хозяйства следовало бы обратить большое внимание именно на восточное Закавказье, потому что оно в этом нуждается больше, чем западное Закавказье, в течении 50 лет бывшее единственным объектом его деятельности.

IV

В последней нашей статье об отсталости восточного Закавказья мы указали на те данные, которые послужили основанием к обращению внимания начальства на восточное Закавказье. К числу этих же данных нужно отнести и водворение русских переселенцев на Мугани.

Переселенцев у нас до сих пор было немало, но всегда им отводились места здоровые, хорошие и поэтому они не нуждались в особой помощи. На Мугани же переселенцев встречают другие условия, с которыми приходится вести серьезную борьбу. Несмотря на неусыпные старания инженера-гидравлика Маевского, оказывается, что в наших новых поселениях Ново-Александровке и Ново-Николаевке, расположенных на новом русле Аракса, водоснабжение в очень неудовлетворительном состоянии. Помощник губернского врача г. Зайцев в статье, помещенной в «Бакинских губернских ведомостях», под заглавием «Санитарное состояние русских селений Джеватского уезда» говорит: «Постановка водоснабжения в селениях Ново-Александровке и Ново-Николаевке, преследующая одновременно и гигиеническое и ирригационные цели, требует коренного преобразования и улучшения. Так, при отводе воды на пашни или огороды население обрекается на потребление воды из луж, образующихся на дне канавы, эти же лужи служат и для водопоя и для стирки белья. В местностях малярийных, к каковым относится вся площадь, занятая этими селениями, употребление для питья такого сорта воды создает одно из условий, способствующих распространению малярийной заразы в массе народа».

Другим не менее вредным условием г. Зайцев находит жилища поселенцев, а именно земляные их полы, и справедливо замечает, что такие полы дают свободный доступ внутрь домов почвенным испарениям, а вместе с ними и малярийной миазме.

Переходя далее к врачебной помощи населению и сравнивая деятельность сельского врачебного приемного покоя Джеватского уезда, находящегося в м. Сальяны и состоящего из врача, трех фельдшеров и повивальной бабки с фельдшерским пунктом в сел. Петро-Павловске, близ которого расположены сказанные русские селения, г. Зайцев приходит к заключению, что число больных, обращавшихся к медицинской помощи в фельдешрском пункте было не меньше таковых, обращавшихся к приемному покою, и поэтому находит необходимым перевести Сальянский приемный покой в сел. Петро-Павловск.

Не будь этих переселенцев, прошел бы не один десяток лет, пока бы мы узнали о размере необходимости врачебной помощи в наших селениях, расположенных на негостеприимных берегах рек Аракса и Куры. Конечно, в Сальянах население больше и нужда в врачебной помощи чувствительнее, но одно предложение Зайцева доказывает, насколько необходима врачебная помощь в наших селениях, в особенности расположенных по берегам рек Куры и Аракса. В самом деле, начиная от станции и Закавказской железной дороги Ляки до берегов Каспия, вся наша сельская врачебная помощь заключается в трех приемных покоях, по одному в уездах: Геокчайском, Шемахинском и Джаватском. Первый помещается в м. Геокчая, который отстоит от ближайшего пункта на Куре - сел. Зардоба на расстоянии 50 верст; второй находился на станции Кюрдамир и по каким-то непонятным соображениям перенесен в сел. Сальяны, отстоящее от ближайшего пункта на Куре сел. Тилан-Коюн на расстоянии более 100 верст. Третий, как мы видели, в м. Сальяны, отстоящем от сел. Петро-Павловского на расстоянии более 10 верст. Из этих приемных покоев только один сальянский занимает настоящий центр зараженной миазмами местности, поэтому перенесение его к самой малонаселенной границе уезда в сел. Петро-Павловск поведет к лишению всего уезда врачебной помощи. Несмотря на неудачный выбор мест под приемные покои, геокчайский и шемахинский, мы не можем говорить о желательности перенесения их в места более нездоровые и поэтому более нуждающиеся в медицинской помощи, потому что число больных, обращающихся в эти пункты, доказывает необходимость их в этих пунктах. А так как можно смело сказать, что в эти пункты из числа больных с берегов Куры и Аракса и одна сотая не обращается, что, таким образом, вся низменность р. Куры остается без медицинской помощи, то возникает неотложная надобность открытия в этих уездах, по крайне мере, еще по одному покою, причем местопребывание их назначить на берегах рек Куры и Аракса, как более нуждающихся в медицинской помощи, в особенности же в новых русских селениях, еще не освоившихся с местными условиями.

Действительно, положение сельчан в этих местах в отношении врачебной помощи безвыходное. Не говоря о малярии, тут царствуют все болезни, даже нагнавшая в прошлом году страх на всю Россию астраханская пневмония, как недавно писал врач Ильич, появилась в 1879 г. в сел. Альвенд на берегу р. Куры. О натуральной оспе, скарлатине, дифтерите и других повальных болезнях мы не говорим, потому что они никогда не выводятся здесь.

Неужели жизнь сотни тысяч населения, могущего вносить в государственную казну десятки и сотни тысяч рублей, не стоит тех тысяч рублей, которые необходимы на открытие этих приемных покоев? Да, пора обратить внимание на медицинскую помощь населению, в особенности на берегах рек Аракса и Куры, где жизнь туземного населения ничем не отличается от той незавидной жизни, какую по словам д-ра Зайцева, ведут русские переселенцы на Мугани.

V

В своих заметках об отсталости восточного Закавказья мы указывали на состояние нашей Муганской, Мильской и Кюдринской степей в доказательство этой отсталости. Действительно, степи эти служат неопровержимым доказательством нашего невнимания к ним. Они образовлись сравнительно не очень давно, и мы не только этого не заметили вовремя и не предупредили, но напротив превратили эти когда-то цветущие земли в необитаемые безводные степи, которые ныне, как темные пятна на светлом горизонте Закавказья, служат нам живым укором.

При покорении Закавказья Мугань и Миль, благодаря разным политическим пертурбациям, не имели оседлого населения, но не настолько еще были выжжены, чтобы их можно было назвать безводными степями, берега рек. Куры и Аракса еще были покрыты сплошным густым лесом, который, задерживая атмосферную влагу и не давая ветрам свободно гулять по этим равнинам и высушивать их, способствовали увлажнению этих земель, и стоило немного потрудиться, чтобы оживить эти земли и привести их в прежнее цветущее состояние. Но эти земли были предоставлены произволу кочевников, которые уничтожили леса по берегам рек Куры и Аракса, и в следствие этого атмосферная влага быстрыми потоками ушла в реки и перестала увлажнять землю, ветры стали быстро сушить почву, задерживавшую кое-какую часть атмосферной влаги и затем, поднимая частицы ее в ниве песка, засыпали ими остававшиеся кое-где способными к возделыванию части их.

Что же касается до Кюдринской степи, то она образовалась еще позднее.

При владетельных ханах, Кюдри называлось небольшое неорошаемое пространство ниже сел. Кюрдамир, где пасся скот хана.

Это небольшое пространство, благодаря, с одной стороны, уничтожению лесов по берегам рек Куры и Аракса и на верховьях речек Ахсу, Гирдманчай и Геокчай, а с другой, - захвату воды этих речек жителями верхних селений, увеличивалось все больше и в настоящее время занимает все пространство между Закавказскою железною дорогою и р. Курою, начиная от ст. Уджары до ст. Аджикабул.

Это громадное пространство в сто с лишним верст длиною и в 30-40 верст шириною в настоящее время, когда там ежедневно свистки локомотивов призывают к жизни и деятельности, подвергается медленной, но верной смерти, теряя постепенно живительную влагу и превращаясь в безводную степь, в какую ее уже произвели, дав ей заблаговременно название Кюдринской степи.

Для спасения Кюдринской степи от окончательного высыхания нет надобности в особых затратах: эта так называемая степь еще имеет оседлое население, а кочевники, на зиму тут пасущие скот, скорее полукочевники; они здесь пашут и жнут, а некоторые даже на горы не поднимаются и посылают туда только скот свой, но природа здесь далеко не улыбается жизни: количество воды с каждым годом уменьшается все больше, поэтому сады и посевы жителей также уменьшаются, и земля, теряя растительный покров и все больше подвергаясь действию иссушающих ветров, тем быстрее теряет подпочвенную влагу. Словом, здесь борьба смерти с жизнью приняла более острую форму и недалеко время, когда жизнь уступит поле сражения всеразрушающей и всеуничтожающей смерти. Мы уже не раз писали об увеличении количества оросительной воды в этой местности, при этом мы предлагали устроить на ущельях, открывающихся на эту низменность, преграждения и, задержав там зимою атмосферные осадки, на лето выпускать для орошения полей; говорили также и о том, что сооружения эти не будут стоить ничего, ибо достаточно только указать жителям тех селений кому, где и какое преграждение устроить, - все будет сделано как следует, и это потому, что жители горьким опытом убеждены в живительном значении воды и не пожалеют труда добыть для своих нужд эту воду. Может быть, в то время многие, читая наши заметки, недоверчиво покачивали головою, но теперь после удачного опыта инженера-гидравлика Маевского на Мугани мы уверены в возможности осуществления предполагаемого нами способа орошения полей.

И как спасение Кюдринской степи заключается в увеличении количества оросительной воды, чего можно достигнуть защитою лесов на верховьях рек Ахсу, Гирдманчай и Геокчай, и задержкою в ущельях зимних атмосферных осадков посредством сооружения преграждения.

Что касается Муганской и Мильской степей, которые окончательно высушены и к культуре коих теперь казна приступила, благодаря поселению русских переселенцев на Мугани, то нам кажется, что такой способ оживления этих степей не совсем правильный и вот почему: земли сильно изменились и сделались такими негостеприимными, что не только переселенцы, не привыкшие к местным условиям жизни, но даже акклиматизированные туземцы не выдержали бы неблагоприятных местных условий.

Читая в «Бакинских губернских ведомостях» статью врача г. Зайцева о санитарном состоянии новых русских селений Джеватского уезда, приходим к убеждению, что такая борьба с неблагоприятными условиями непосильна человеческому организму и что протечет немало времени пока там жизнь сделается сносною.

Поэтому мы полагаем, что прежде чем приступить к заселению этих степей переселенцами, нужно подготовить почву, изменить к лучшему климатические условия и затем уже подумать о заселении.

Выше мы говорили о причине окончательного высыхания здесь почвы, о вырубке лесов по берегам рек Куры и Аракса. Леса эти, как мы не раз говорили, легко восстановить запрещением пастьбы на этих землях скота. Эти реки во время половодья приносят семена разных деревьев и покрывают ими свои берега: эти лесные заросли через несколько лет превратятся в густые леса, которые, задерживая дождевую воду, будут увлажнять почву и, защищая ее от действия ветров, будут способствовать тому, что влага в почве останется дольше, а через это количество водяных паров в воздухе увеличится, и климат из резко континентального перейдет в более умеренный. Когда таким образом почва и воздух увлажнятся, климат потеряет резкие переходы, новоселам не так тяжело будет жить, как им теперь приходится. Если при этом были бы приняты какие-нибудь меры против господствующей тут малярии, осушением ли болот, образующихся от разлития рек, уничтожением ли комаров посредством, как это теперь практикуется в Соединенных Американских Штатах, или каким-нибудь другим способом, то, конечно, переселенцы при таких более благоприятных условиях не так бы страдали в непосильной борьбе, да и забота о них обошлась бы правительству гораздо дешевле.

VI

Не раз мы писали об отсутствии у нас в деревне врачебной помощи. В самом деле, единственный сельский врач с фельдшером и повивальной бабкою при нем, проживающий в большинстве случаев в уездных городах, не может оказать населению медицинской помощи прежде всего потому, что к нему могут обращаться лишь жители окольных селений, расположенных приблизительно в 10-15 верстах, и то лица со средним достатком, имеющие лошадь или пару быков (у нас принято возить настоящих больных, когда они не могут передвигать ногами); большинство же сельчан – люди неимущие и поэтому, свалившись с ног, больной не может отправиться к врачу, если бы даже он жил на расстоянии не более 3-4 верст. При таком положении неудивительно, что наши сельчане продолжают прибегать к кровопусканию местных цирюльников, к молитве мулл и, что еще хуже, к разным сомнительного свойства порошкам и травам, щедро раздаваемым странствующими дервишами, знахарями и другими непризнанными целителями человеческих недугов. На такое ненормальное у нас состояние врачебной помощи обратило внимание высшее в крае начальство, и управление медицинскою частью на Кавказе выработало проект, по которому в каждой из Закавказских губерний предполагается учредить по одному врачебному инспектору с одним помощником по сельской врачебной части. Далее, предположено каждый уезд разделить на два врачебных участка, из коих в каждом будет свой сельский врач с двумя фельдшерами и повивальною бабкою. Сверх того, в некоторых более нуждающихся местах будут устроены особые фельдшерские пункты.

Нечего распространяться о том, что и такая помощь окажется недостаточною; наши уезды, не уступающие по размерам мелким германским государствам, простираются на сотни верст, а при этом, как мы уже сказали выше, масса населения останется без медицинской помощи. Конечно, лучше что-нибудь, чем ничего, поэтому, приветствуя проект управления медицинскою частью на Кавказе, пожелаем ему скорого утверждения. Мы остаемся в полной уверенности, что это только начало плодотворного дела, в котором наш край по своему географическому положению нуждается больше, чем самые центральные, более населенные и более культурные части империи.

Вероятно, в связи с этим проектом управления медицинскою частью на Кавказе находится другой проект реорганизация Тифлисской фельдшерской школы при Михайловской больнице. Предполагается школу эту переименовать в Тифлисскую центральную для Закавказского края фельдшерскую школу, увеличить в ней курс и предоставить оканчивающим в школе права: а) подавать врачебное пособие при всех внезапных и угрожающих жизни заболеваниях; б) производить хирургические операции, кровопускание и пр. и в) вообще действовать и подавать пособие на основании издаваемых медицинским департаментом инструкций и других распоряжений медицинского начальства.

Мы не сомневаемся, что с увеличением круга деятельности и объема курса преподавания будут увеличены и права фельдшеров и что в числе этих прав первое место займет увеличение им содержания. В самом деле, содержание наших фельдшеров в настоящее время нищенское.

Бывший бакинский губернатор, т.е. В.П.Рогге, еще в 1896 г. на запрос управления медицинской частью гражданского ведомства на Кавказе сообщил этому учреждению о необходимости увеличения содержания старшим и младшим медицинским фельдшерам Бакинской губернии. До настоящего времени, однако, уездные фельдшера продолжают получать прежнее ничтожное содержание (старшие – 200 руб., а младшие – 150 руб. в год). Насколько незавидно при этом материальное положение фельдшеров и как невыгодно отражается это обстоятельство на интересах службы, видно, например, из следующего донесения по начальству ленкоранского уездного врача М.Б. Арутюнова, помещенного в одном из последних номеров «Бакинских губернских ведомостей».

«В Ленкоранском уезде менее чем за год переменились семь уездных фельдшеров. Единственной причиной столь нежелательного явления служит до крайности ничтожное жалованье, получаемое уездными фельдшерами, на каковое нет возможности просуществовать даже одинокому человеку, а тем более семейному. Действительно, в Ленкоранском уезде, например, самая обыкновенная комната «от хозяев» стоит в месяц 4-5- руб., фунт говядины – 10 коп., фунт хлеба 3-4- коп., десяток яиц от 15до 40 и даже 50 коп., и все остальное в этом же роде, если не дороже. Самый простой расчет показывает, что жалованье даже старшего фельдшера едва хватит на квартиру и самое скромное прокормление одного человека; где же взять фельдшеру на отопление и освещение, на чай, на одежду и белье и т.п. неизбежные потребности? Фельдшера при приемных покоях, получающие вдвое больше жалованья (сравнительно с уездными) и живущие в имениях, где жизнь дешевле, и те, насколько мне известно, находятся в стеснительных материальных условиях, каково же должно быть положение уездного фельдшера, получающего вдвое меньше и вынужденного жить в городе, где все дороже, чем в селениях? Если при этом иметь в виду ту, более чем тяжелую жизнь, которую приходится вести уездному фельдшеру вместе со своим врачом и то неприятное по своему характеру дело, которое выполняет фельдшер и которое часто невыносимо даже для лиц медицинского звания, то станет вполне очевидным, что на место уездных фельдшеров решаются поступать только люди, находящиеся в крайности, или неопытные, или неподготовленные и малогодные для дела, почему все они при первой же возможности оставляют столь тяжелую службу с решимостью никогда более не возвращаться на таковую. Мне лично известны случаи, где уездные фельдшера бросали службу и шли в обыкновенные чернорабочие, так как даже такое незавидное занятие оплачивается лучше, чем более трудная и тяжелая служба уездного фельдшера».

Эти данные имелись в виду при составлении приведенных проектов, поэтому нет сомнения, что в них обращено внимание и на вознаграждение фельдшеров, тем более потому, что отдельными фельдшерскими пунктами будут заведовать фельдшера, знанием и опытом коих должны дорожить, а таких лиц можно удержать на службе только приличным вознаграждением.

М.
Высшее пресуществление войны - не нападать на врага, а разрушить его планы. (по мотивам Сун Цзы)

Ответить

Вернуться в «TARIX»